Главное же, ни один самый жестокий разбойник, никакой Стенька Разин, никакой Картуш — не может сравниться по жестокости, безжалостности и изощренности в истязаниях не только с знаменитыми своей жестокостью злодеями — государями: Иоанном Грозным, Людовиком XI, Елизаветами и т. п., но даже с теперешними конституционными и
либеральными правительствами с их казнями, одиночными тюрьмами, дисциплинарными батальонами, ссылками, усмирениями бунтов и избиениями на войнах.
Неточные совпадения
Потом он высказал несколько резких и даже
либеральных суждений насчет того, как
правительство непростительно потакает офицерам, не наблюдает за их дисциплиной и не довольно уважает гражданский элемент общества (das bürgerliche Element in der Societät) — и как от этого со временем возрождаются неудовольствия, от которых уже недалеко до революции, чему печальным примером (тут он вздохнул сочувственно, но строго) — печальным примером служит Франция!
Оглядываясь на свое прошлое теперь, через много лет, я ищу: какая самая яркая бытовая, чисто московская фигура среди московских редакторов газет конца прошлого века? Редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков? — Вечная тема для
либеральных остряков, убежденный слуга
правительства. Сменивший его С.А. Петровский? — О нем только говорили как о счастливом игроке на бирже.
Везде повторяется одно и то же. Не только
правительство, но и большинство
либеральных, свободно мыслящих людей, как бы сговорившись, старательно отворачиваются от всего того, что говорилось, писалось, делалось и делается людьми для обличения несовместимости насилия в самой ужасной, грубой и яркой его форме — в форме солдатства, т. е. готовности убийства кого бы то ни было, — с учением не только христианства, но хотя бы гуманности, которое общество будто бы исповедует.
Люди же, делающие те же дела воровства, грабежа, истязаний, убийств, прикрываясь религиозными и научными
либеральными оправданиями, как это делают все землевладельцы, купцы, фабриканты и всякие слуги
правительства нашего времени, призывают других к подражанию своим поступкам и делают зло не только тем, которые страдают от него, но тысячам и миллионам людей, которых они развращают, уничтожая для этих людей различие между добром и злом.
Правительства в наше время — все
правительства, самые деспотические так же, как и
либеральные, — сделались тем, что так метко называл Герцен Чингис-ханом с телеграфами, т. е. организациями насилия, не имеющими в своей основе ничего, кроме самого грубого произвола, и вместе с тем пользующимися всеми теми средствами, которые выработала наука для совокупной общественной мирной деятельности свободных и равноправных людей и которые они употребляют для порабощения и угнетения людей.
Изменение же этих политических, социальных и экономических условий совершается посредством отчасти служения
правительству и внесения в него
либеральных и прогрессивных начал, отчасти содействием развитию промышленности и распространению социалистических идей и, главное, распространением научного образования.
Конечно, либерализм был менее опасен, чем новая пугачевщина, но страх и отвращение от
либеральных идей стали так сильны, что
правительство не могло более примириться с цивилизациею.
Правительство держалось еще умеренно-либерального фарватера; на очереди стояли реформы земская и судебная.
После акта 19 февраля
либеральное направление
правительства стало подаваться все правее и правее.
В стране, где существует полная свобода печати и где каждый может критиковать в ней всякое неправильное действие
правительства и его органов, Николаю Герасимовичу было далеко не дурно заручиться защитником, имеющим голос и влияние в
либеральной прессе и могущим всегда громить
правительство и возмущаться его неправильными действиями относительно его клиента.
Жалкая и бессильная роль временного
правительства показала, что власть не может быть организована на гуманистических началах, не может быть
либеральной и демократической, не может быть и социалистической в умеренном гуманном духе.